Характерно, что в месопотамском периоде у шумеров отчётливо проявляются многие представления скотоводческо-кочевой культуры (предположение о том, что шумеры прибыли в Месопотамию «как воинственные кочевые пастухи» (Х. Саггс. 2004) существует). Быстро ассимилировавшиеся в Нижней Месопотамии, шумеры хотя и кормились за счёт земледелия (весь скот (мясо) уходил на жертвоприношения), тем не менее, постоянно подчёркивали высокую значимость скотоводства. В шумеро-аккадской литературе неоднократно описываются споры о том, что важнее: земледелие или скотоводство. Так, в сказании о сватовстве богов пастуха Думузи и земледельца Энкиимду (братьев, сыновей Энки) к Инанне, — богиня плодородия вначале предпочла земледельца (она — богиня растительности), но, по совету своего брата Уту (судьи богов и людей), в конце концов, выбрала пастуха. В ходе инцидента пастух, затеял резкий, горячий спор со спокойным и миролюбивым земледельцем. В споре (6.) между братьями «Эмеш (Лето)» и «Энтен (Зима)» кто важнее, — боги разрешают спор в пользу скотовода Энтена, а Эмеш, земледелец, преклоняет колена перед пастухом в знак признания его превосходства. В Шумере была популярна поговорка: «Не будет пастух земледельцем» (не исключено, что, по крайней мере первоначально, шумеры болезненно воспринимали необходимость возделывать землю).

О месте нахождения прародины шумеров известно немного. В пользу предположения о прародине шумеров как о неком гористом районе (среднегорье, предгорье и близлежащие низинные территории), возможно, свидетельствует то обстоятельство, что шумеры устраивали свои святилища на искусственных высотах, — строили зиккураты (но и убейдцы возводили свои храмы на платформах). Считается, что ранняя шумерская архитектура явственно выдержана в традиционном стиле деревянных сооружений, который (стиль) мог выработаться только у народа, живущего в лесистых областях (таким образом, оба фактора, дополняя картину, могут указывать на прародину шумеров как на лесистое предгорье).

Шумеры

Шумерский язык — язык агглютинативный (замечено, что носителям агглютинативных языков присуща алтайская гаплогруппа R1b1). В 2001 г. Я. Браун достаточно аргументировано указал на родство шумерского языка со старотибетским (337 лексических соответствий, в т.ч. в показателях 1-го и 2-го лица ед.ч. местоимений, числительных, обозначениях частей тела и терминах родства, фонемных соответствиях между языками, в словообразовании и элементах морфологии). В 1915 г. ассириолог Ф. Хоммель обнаружил ок. 200 шумерских слов, совпадающих с тюрко-монгольскими (Fr. Hommel «Zweihundert sumeroturkische Wortgleichenden». 1915). В 1975 году О. Сулейменов выявил ещё 60 тюркских слов, совпадающих с шумерскими. Шумерский язык в какой-то степени напоминает и урало-алтайские языки.

Н.Д. Андреевым (1986 г.) проведено сравнение раннеиндоевропейских корней (203 ед.) с лексемами алтайских и уральских языков: «Выяснилось, что из 203 корневых слов 198 присутствуют как в составе уральских, так и в составе алтайских производных форм, а (остальные из) 5 слов обнаруживаются в (какой-либо) одной из этих двух языковых групп … (причём) для раннеиндоевропейских и алтайских корневых согласных найдены вполне строгие законы звуковых соответствий» (заметим, что к алтайским языкам относится древнетюркскнй язык, — предок современных турецкого, туркменского, казахского и т.п., а также монгольского языка). Замечено (М. Элиаде), что «структура религиозной жизни [патриархальных] индоевропейцев из всех ближневосточных или средиземноморских народов больше всего похожа на пратюркскую» (эти этносы были соседями в Евразии).

Барельеф с надписью на шумерском языке.

Таким образом, между прашумерами, а также различными народами тюркско-алтайской (туранской) языковой группы (с которой у щумеров обнаружено ок. 600 лексических соответствий) и праариями осуществлялись в течение длительного времени многообразные и глубокие контакты в сфере хозяйственной деятельности, материальной и духовной культуры, социальных отношений (ассимилировавшиеся в Месопотамии шумеры со временем обрели облик средиземноморцев подобно тому, как в Ханаане евреи-семиты приняли вид (и гены) арменоидов-яфетидов — ханаанеев («Земля Ханаанейская»).

Для идентификации возможного пути миграции прашумеров из неких лесистых предгорий (области обитания народов алтайской языковой группы) в Месопотамию могут послужить две «вехи».

Одна из них — предполагаемое (С. Крамер) расположение города Аратты в районе Каспийского моря (вероятно, прашумеры двигались на запад вдоль южного побережья Каспия). Поселение «Аратта» могло быть связано и с некой священной горой в Гиндукуше (перс. «хинду кух» — «индийская гора»), которая, как утверждает Обри, первоначально называлась у арийских народов «Ари-Арата» — «Колесница поклоняемых» (на санскрите «арати» букв. означает «по направлению к добродетели» (и тогда «Ари-Арата» — «Колесница добродетельных»); кроме того, «арати» — наименование ещё ведического ритуала, проводимого в ходе почти всех празднеств и церемоний в индуистских храмах).

Следует отметить, что при сравнении шумерских текстов с содержанием «Махабхарата» выявлено (Васильков в кн. Л.С. Клейн. «Древние миграции и происхождение индоевропейских народов». 2007), что городская цивилизация Араты принадлежала (пра)дравидам хараппской культуры, ареал распространения которой мог носить название «Арата» (Васильков). Поскольку «Арат(т)а» — название арийское (ср. Маха-б-(ха)арата), не исключено, что мигранты-дравиды (убейдцы), вытесненные шумерами, обосновались в первоначально арийском поселении (о котором им было известно от тех же шумеров).

Таким образом, не исключено, что шумеры, издревле находившиеся в добрососедских отношениях с ариями, мигрировав в Месопотамию через Ара(т)ту (и, вероятно, благополучно прожив там какое-то время), продолжали поддерживать «необычайно тесные, доверительные отношения с [арийско-дравидийским] городом-государством «Аратта»» (С Крамер).

Другая «веха» пути миграции — факт, говорящий о том («Земля Ханаанейская»), что шумеры в IV тыс. до н.э. ознакомились с тэртэрийской письменностью (из выбранных произвольно 50 шумерских знаков совпало с тертерийскими, практически, 44), которая, в частности, была известна (Г.Ф. Турчанинов) и ашуйцам Кавказа (тертерийское письмо появились, как считается, в первой четверти VI тыс. до н.э.), т.е. прашумеры могли мигрировать через Кавказ (и, возможно, Анатолию) к Двуречью.

Бытует мнение, что западное крыло культурного влияния народов алтайской языковой группы простиралось не только к древнему Шумеру, но и, возможно, к праариям-хеттам, пришедшим с Востока и осевшим в Анатолии: как выяснилось, их письмена, особенно иероглифическое письмо, очень схожи с иньскими (XVI — XI вв. до н.э.) надписями (письменностью) на гадальных костях.

Сравнительный анализ показал многочисленные схождения у праариев-номадов и у шумеров в части организации быта и семейных отношений, элементов культуры и религиозных представлений. Так, в Древней Индии, как и сегодня, представление о роли сына в отправлении культа предков (важнейшая часть ритуала — поминальная трапеза (шраддха), выполнялась только мужчиной) сходно с древнешумерским (к примеру, то же и у евреев (потомков «черноголовых»): кто же прочтёт по умершему кадиш (молитву), если у отца нет сына?). Если у шумера не было сына, то его «тень» страдала в преисподней: «Хлеб, кирпичу, разбитому ветром, подобный, он ест» (из эпоса о Гильгамеше).

В «Ригведе», «Махабхарате» и в «Шатапатха-брахмане» рассказано о том, что в Древней Индии первые люди и многие эпические герои и вожди были прямыми отпрысками, потомками, богов (то же о героях древних греков и кельтов). Такого же мнения о своих первопредках и героях придерживались и шумеры (личные и родовые боги; см. «Отцы Авраама»).

Уместно отметить и то, что индоевропейский термин, обозначающий оракул (священный камень), происходит от санскритского слова «nabh» (В.Х. Рошер «Omphalos»). У шумеров сходный термин «наба(р)» означал то же понятие (З. Ситчин). Индоарийское слово (на персидском языке) «вода (божество воды)» — «Ап», весьма близко к шумерскому «(а)пу» (корень слова [п]), означающему «водоём, колодец». С шумерским именем бога Солнца Уту («уту», шум. — «светлый, сияющий»), которое с тюркского переводится как «огонь» (по прототюркски «ут, уд» — «огонь»), соотносится санскритское прилагательное «ута» — «жёлтый» (цвет дневного светила). В заклинании, найденном в Мерсебурге, фигурирует древнегерманская богиня войны Индизи, имя (теофорное выражение) которой («Ин-ди-(и)зи», где — слово «ин» адекватно шум. термину «эн» (см. выше), а шум. «iz-zi» — «огонь») может означать «Госпожа богиня огня». В кельтской (ирландской) мифологии владыка моря носит явно «банановое» имя «Мананнан». Если это выражение представить в виде «Ман-анна-н», где «ман(н)» — «человек, муж, мужчина», а «анна», санскр. — «мама», то возможное толкование — «Муж (не супруг) высокой матери», т.е. её мужская эпифания, к примеру, как хаанейский Йамму (богиней моря, солёных вод, долгое время считалась Великая богиня, см. по тексту). Если же здесь «анна» — шум. «звезда», то допустимое толкование — «Муж — высокая звезда» (т.е. у кельтов Мананнан мог отождествляться с некой звездой или созвездием).

В космогонии шумеров говорится о первоначально слитном состоянии неба и земли («гора неба и земли»), а отделил небо от земли бог воздуха Энлиль. У индоариев то же самое: единое божество «Дьяуапритхиви» (небо-земля) было разделено богом Неба (громовержцем) Индрой. Существуют параллели и между священной птицей ариев Гарудой и шумерским Анзу. Ведийский орёл Гаруда обитает на священном Мировом Дереве (у шумеров — дерево «хулуппу» в мифе «В предвечные дни»). Змея же постоянно стремится похитить у Гаруды птенцов, но безуспешно (в шумерском мифе змея пожирает птенцов орла).

Божество (в различных ипостасях) по имени «Кур» (входило основной частью в различные выражения, используемые как наименование бога) почиталось дравидами, шумерами, анатолийцами, ариями и в тюрко-монгольском мире (см. выше).

Не только праарии (к примеру, персы по Геродоту) почитали высочайшие горы (священные Хара и Меру) — обитель богов, но, в частности, и племёна северных алтайцев курили фимиам (периодически устраивали моления и приносили жертвы) своим родовым горам (такая священная гора всегда находилась на исконной территории рода), на которых обитали «хозяева», духи-покровители (вероятно, родоплеменные боги), и от которых зависело благополучие рода. Шумеры же, и у которых в мифе творения говорится: «На горе небес и земли… (зародились первые боги)», возводили искусственные священные горы и на их вершинах возносили моление (зиккураты). Подобно священной горе «Березайти» (и др.) праариев (там жили боги), шумеры помещали свою гору «Неба и Земли» на далёком севере.

Шумерские боги.

В шумерских мифах описаны победы бога Энки над праотцом Абзу (владыкой первозданного водного хаоса) и чудовищем Куром (у шумеров слово «Кур» означало и «гора», и «чужеземная страна» — в смысле «преисподняя», т.е. недра земли), видимо, доубейдскими образами бога-отца. Следовательно, ещё в убейдский период в Нижней Месопотамии водная (Абзу, Эа) и земная (Кур, Энки) ипостаси бога-отца считались разделёнными. Древние шумеры же их вновь объединили, слив в едином образе. Очевидно, что в таком наименовании божества, как «Энки», который в тоже время и «Эа» (соответственно «Владыка земли» и «Дом — вода»)», воплощено представление шумеров-номадов о нераздельности земли и воды. Такого же мнения придерживались как древние тюрки: они молились божеству с названием «Ыдук-Йер-Суб» («Великий земля-вода»), так и индоевропейцы, одним из богов которых считался бог-отец Посейдон.

Очевидно, что проарийская предыстория творения (Ригведа, X, 129. «Гимн о сотворении мира») во многом подобна шумеро-вавилонской «Энума Элиш». Так, в древнеиндийском эпосе повествуется, что изначально «не было… не-сущего и не было сущего… что за вода тогда была — глубокая бездна?» (Ригведа), или «Водами поистине было это (всё мировое пространство) в начале» («Шатапатха-брахмана (XI.1.6.1)»). Богиня-мать Дэви, подобно шумерской Тиамат, также «родилась в морской воде» («Дэва-упанишада»), где и сделалась праматерью всего сущего: «Мое лоно в водах, в океане» (Ригведа RV10, 125 = Аюрведа AV 4, 30). В поэме «Энума Элиш (Когда вверху)» также говорится, что в начале времён не было ни неба, ни земли («не названы имена»), ни солнца или луны (праар. «ни… дня или ночи… ни воздуха, ни неба над ним»). И только беспредельные воды простирались во тьме застывшего первозданного хаоса. Согласно шумерской космогонии, в начале начал «Абзу изначальный… и праматерь Тиамат [акк., «Мать жизни (породившая всё живое)»]… воды свои воедино мешали».

Миф о создании человека из земли (глины) известен не только шумерам (создатели — боги Энки и Энлиль) и египтянам (бог Хнум), но и, практически, всем древним индоевропейским мифологиям (к примеру, у греков Прометей создает людей из глины; латинское «homo» — «человек», связано со словом «humus» — «земля»). В алтайской шаманской мифологии бог Ульгем создает первых семь человек из глины и камыша.

В одной из древнейших шумерских версий легенды о Потопе бог Энки предупреждает праведника Зиусудру о предстоящей гибели человечества и научает, как спастись, — построить корабль и погрузить туда семя всего живого. В награду Зиусудра получил вечное «дыхание жизни» и был поселён на священном острове, местопребывании богов и «блаженных».

Шумерский миф о Потопе.

Практически, такой же сюжет изложен в Авесте («Видевдат», фрагард II). Здесь Ахура Мазда предупреждает первочеловека (и первого царя) Йиму о том, что приближается столь лютая зима, что всё живое погибнет (снега выпадет так много, что когда он начнёт таять, «воды затопят» землю). И бог повелевает огородить некое место (видимо, невдалеке от Высокой Хары и «моря» Воурукаша) с четырёх сторон (длина стороны — «в лошадиный бег») чудесной оградой («вар») из глины и наставляет: «ты запечатаешь «вар» золотой печатью и сделаешь дверь и окно, сияющее изнутри» (аналогия с ковчегом). Йиме предписано не только обустроить это священное место: провести воду и по плану Ахура Мазды возвести жилища поселения, но и сохранить семя всего живого («по два от каждого вида») и возобновить жизнь. И по воле бога у жителей этой «благой обители» не будет ни телесных уродств, ни болезней, «ни злодея, ни лжеца… ни ревнивого».

Отметим и подобную (сближающуюся с шумеро-аккадской и тоже, по-видимому, испытавшую дравидийское влияние) историю о Потопе, приведённую в «Шатапатха-брахмана». Здесь, согласно фабуле, праведник Ману («Ману», санскр. — «человек»), поверив в предсказание (о Потопе) спасённой им необычной рыбы, заранее строит корабль. Рыба же (возможны параллели к образу Энки, поскольку в облике рыбы таился бог Вишну, тоже хранитель миропорядка), притащив корабль к некой «Северной горе» (возможно, Хара или Меру) констатировала: «Я спасла тебя», Ману, и, уплывая, посоветовала: «Привяжи корабль к дереву» (заметим, что в «Бхагавата-Пурана» фигурирует не «риши Ману», а дравидийский царь Сатьяврата).

У древних индусов бытовало поверье о том, что в начале времён, в Крита-юге, Золотом веке, люди не ведали греха, жили счастливо, в мире и благоденствии и смерти не знали (Э.Н. Тёмкин, В.Г. Эрман «Мифы Древней Индии». 1982). То же и у шумеров: «В стародавние времена змей [и прочих опасных животных] не было… страха и ужаса не было, в человечестве распри не было» («Энмеркар и владыка Аратты»).

Представляется обоснованным (ряд соответствий) и предположение о том, что у арийских и шумерской легенд о «рае» («острове блаженных»), по-видимому, существовали общие истоки (по меньшей мере, прашумеры знали мифы праариев, поскольку у последних версии данной темы разработаны гораздо подробнее). Не исключено, что и те, и другие испытали влияние дравидийских мифов.

Итак, священные горы, вечно сияющие (излучающие ослепительный свет) Хара и Меру, — место пребывания богов праариев (там находятся их дворцы), традиционно отождествлялось ариями с райской обителью. «На светящейся Высокой Харе нет ни ночи, ни тьмы, ни холодного или знойного ветра, нет губительных болезней… (и) скверны» (Авеста). На горе Меру, в обители богов, Небесное царство Индры: живые, «уйдя туда, вновь в этот мир не приходят» («Махабхарата»). Живыми в рай Индры могли попасть лишь величайшие герои или мудрейшие риши (параллель к судьбе Зиусудры) только на крыльях Гаруды.

Локализация священных гор Меру и Хары индоиранской (арийской) мифологии. Карта Птолемея.

Согласно Авесте, «филиал» горного рая располагался на чудесном острове, на котором живут священные животные и растут удивительные растения (такие же, как и на вершинах Хары), все благоухает ароматами цветов. Птицы священных гор постоянно прилетают на блаженный остров (расположен посреди необъятного «моря» Воурукаша («широкие заливы»), лежащего у подножий Высокой Хары (рядом с Меру находится Великий океан)).

Махабхарата (вторя Авесте и дополняя картину) повествует, что с вершины Меру отчётливо виден «на севере Молочного моря… большой остров, известный под именем Шветадвипа («Белый остров»)… Там живут благоуханные… белые мужи, удаленные от всякого зла… к чести-бесчестью равнодушные, дивные видом; преисполненные жизненной силой [не стареющие]; крепки, будто алмаз, их кости… Богу, распростершему Вселенную [праарийский образ Ахура Мазды сохранился в архаических «Ясна» и «Яшт (49.)], они любовно служат».

Воспоминания о священном острове сохранились и у кельтов. Романтическое очарование Элизиума, — «земли потаенных желаний сердца», «дивной земли, пейзажи которой восхитительны», острова («чистый белый утес на горизонте моря») вечной молодости, где время течет, как во сне, — воспето в сагах (а также пр. историях и сказках). Попасть туда, на остров света, остров чистоты (там находится «котел Возрождения»), в «сладостную и блаженную страну», может только тот, кто услышит его (острова) зов.

Свою райскую обитель — «чистую», «непорочную», «светлую», обустроенную богами землю, шумеры тоже поместили на цветущем острове в «широком» заливе (на Дильмуне, — современный Бахрейн). На этой священной земле, где живут Великие боги, неизвестны печаль, жестокость и отчаяние. Здесь «не убивает лев; не хватает ягнёнка волк; нет диких псов, пожирающих козлят; голубь не прячет голову (в страхе)». На блаженном острове, земле праведников, нет больных, немощных и старых, и даже рожают без боли и мук (5.с74;6.с170;102.).

Примечательно и то, что галлы, подобно шумерам, верили (Ю. Цезарь; «Энциклопедия Кельтская мифология»), что жизнь человека можно выкупить у божества (у шумеров этот принцип распространялся и на богов, например, миф об Инанне «С великих небес к великим недрам») только ценой жизни другого человека (а не путём принесения жертвы «замещения»). Вероятно, позднее (Т. Пауэлл) у гэлов (и, возможно, бриттов), как и у ариев Индии, жертвой замещения (за жизнь юноши) иногда была корова (в царстве Шумера и Аккада, согласно законам Шульги, обходились штрафом).

Признаки близости шумерской и протоарийской культур высвечиваются и в характере захоронения шумерского властителя времён I династии Ура (сер. III тыс. до н.э., Царские гробницы из Ура). Уходя в «Страну без возврата», царь Ура, дабы не терпеть нужды ни в чём, забирал с собой, помимо погребальной утвари (множества необходимых в обиходе вещей), ещё и слуг, наложниц и телохранителей, которых умертвляли или принуждали умереть в гробнице.

Так называемый «Штандарт» из Ура. Сцена военного похода. Мозаика. Из Царских гробниц в Уре. Около 2600 до н.э. Британский музей, Лондон.

В кургане же у с. Христовая, Молдавия, было обнаружено (раскопки Е.В. Ярового в 1990, 1992 гг.) десять одновременных погребений ямной культуры (нерушайская культура) в виде одной большой могилы в центре и девяти поменьше по окружности (десять — сакральная символика бога-отца). В центральной могиле лежал мужчина, убитый в бою (в его виске застрял костяной массивный кинжал). В девяти периферийных могилах (где были совершены идентичные обряды: вокруг каждого покойника лежало девять (три по три) угольков, а у черепа — кусок охры) покоились трупы двух женщин, двух мужчин и четверых детей, убитых совершенно одинаково, — тупым орудием в затылок. В одной из периферийных могил находилась молодая женщина, на черепе которой следов ударов не обнаружено. Эта женщина (возможно, любимая жена или наложница), связанная (сохранились остатки веревки) и завернутая в циновку (сохранились остатки), умерла в могиле. Позднее подобные захоронения наблюдались у скифов. Подмечено (Е.В. Яровой), что ударом по голове убивали иранцы, индоарии же свои жертвы обычно душили (как и скифы).

Существует достаточно артефактов (тюрколог Л.Н. Гумилёв), говорящих о существенном влиянии образа жизни и культуры праариев на пратюркские племена. Так, древние тюрки, подобно праариям, хоронили своих умерших в земле под курганами с каменной насыпью. Тюрки тоже снабжали покойника разнообразной погребальной утварью, а также хоронили с ним и его ездовую лошадь (обычай зафиксирован в Саяно-Алтае не только письменными источниками, но и археологическим материалом (Л.П. Потапов «Умай — божество древних тюрков в свете этнографических данных». 1973)). Тем же способом до недавнего времени хоронили своих умерших алтайцы, тувинцы и хакасы, причем, многие предметы их погребального инвентаря, практически, идентичны аналогичными вещами из древнетюркских захоронений. Замечено, что и некоторые компоненты похоронных обрядов шумеров и праариев были идентичны. Так, в погребениях шумеров III тыс. до н.э. (города Ур и Киш (могильник «гамма»)) обнаружены повозки с останками упряжных ослов (в Эламе (Сузы) же открыты могилы (вторая пол. III тыс. до н.э.) с остатками повозок и упряжных быков (Чайлд. 1951)). И у праариев, как отмечалось, повозки нередко входили в состав погребального инвентаря (обнаружены во многих подкурганных погребениях).

Как известно, в Месопотамии шумеры проживали патриархальными большесемейными общинами — три-четыре поколения родичей по отцовской линии (в гимнах «Ригведы» упоминаются семейно-родовые образования под названием «ган», возглавляемые вождями-мужчинами, — «ганапати»). Их семьи (шумеров) были предположительно моногамными до старовавилонского периода (заметим, что и древним тюркам не был присущ обычай многоженства, мужчина-тюрок мог иметь только одну жену). Своих сыновей от рабынь «черноголовые», как правило, официально усыновляли. Каждый глава шумерской семьи у себя дома исполнял функции жреца и совершал сакральные действия (53.с17) в своём домашнем святилище. Покойников в раннединастическую эпоху в Шумере иногда клали (многообразие захоронений) в глиняные гробы или в большие кувшины, а также (например, в Кише I) хоронили и под полами домов, укладывая костяки как в вытянутом, так и в скрюченном.

Шумерская семья.

Производящее хозяйство (не вдаваясь в детали), сформировавшееся у шумеров в Месопотамии, обычно определяется (классифицируется) как земледельческо-скотоводческое (пастушество). Уместно отметить сходное отношение (идентичная выразительность) к богам, курирующим скотоводство: у индоиранцев такие божества носят эпитеты «дарующий богатство скотом», «владыка обширных пастбищ» («Хуршед Яшт», бог Митра), а у шумеров Син — «владыка хлевов и загонов пресветлых».

Характерно, что основные продукты питания поставляло шумерам земледелие, — урожай ячменя и пшеницы. Поля, по выражению, употреблённому в одном из писем того времени, были «душой страны». Параллельно с хлебопашеством процветало огородничество и садоводство. Скот же выращивали, в основном (2.с81,82), для ежедневных жертв богам и, отчасти, для кожевенного и сыроваренного производства (молоко, сливки и масло также входило в шумерский рацион питания). Мясо ели редко, лишь по праздникам, если те сопровождались ритуальными трапезами.

Существует немало косвенных свидетельств, говорящих о том, что в процессе миграции прашумеры разводили скот, в т.ч. и ослов (но в стране исхода коневодством не занимались). О переходе шумеров-номадов к пастушеству, к содержанию скота в хлевах и загонах, может свидетельствовать создание такого гимна в честь Сина (записан в нач. ХХ в. до н.э.), как «Владыка хлевов — загонов пресветлых», в котором говорится: «Как многочисленны овцы, как многочисленны коровы в хлевах Сина». Не исключено, что «рогатый» Месяц, и ранее «курировавший» скотоводство номадов, в изменившихся условиях выпаса скота был наделён дополнительными функциями («Владыка хлевов и загонов»).

По поводу того, занимались ли мигранты в стране исхода земледелием, свидетельствуют раскопки Ура, Эль-Обайды, а затем и Эриду, которые показали, что шумеры создавали свою материальную культуру на базе предшествующей. Это убейдцы заменили каменные орудия металлическими (медными). Убейдскими у шумеров были названия многих орудий труда, некоторых домашних животных, культурных растений, металлов; многих профессий ремесленников, обозначение человека, занятого земледелием, а также и наименования продуктов и орудий земледельческого труда (к примеру, плуг). Согласно шумеро-аккадской мифологии, даже изобретение мотыги, дарование людям и обучение работе ею (Энки) осуществлено в начале веков «протоевфратскими» богами (изобретатель плуга — Энки). Следует отметить, что обряд священного брака, столь популярный у «черноголовых» (особенно Инанна-Думузи), был ими, по-видимому, также заимствован у автохтонного земледельческого населения.

Существует мнение, что у шумерских женщин существовал особый («женский») язык, отличный от обиходного, — «эмесаль». Попытаемся оценить содержание этого термина («эме-саль»), в котором «эме», шум. значит и «язык» (как орган), а «саль» — «корзина». Поскольку у алтайцев (и телеутов) словом «эме-гэндара» (где «эме», видимо, — «мать, мама») обозначается «бабушка» (Л.Э. Каруновский), то прашумерское словосочетание «материнская корзина» (корзина с «языком») должно означать (как и у ряда иных народов, см. выше) — «матка», т.е. «матерь, мать». И тогда этот «женский» язык вполне мог именоваться как язык «материнский (эмесаль)», а это может указывать на него, как на исконный язык прашумеров (без примеси слов из лексикона убейдцев), сохраняемый женщинами (обычно хранительницами традиций) как «родной». Любопытно, что у таких потомков «черноголовых», как евреи-ашкенази («Отцы Авраама»), язык «идиш» носит название «маме лошн» (ןושל עמאמ) — «материнский язык (язык матери)», — родной язык всех ашкенази до образования Израиля, а иврит — «ко(й)деш лошн», — «святой язык» (как и шумерский после экспансии в Нижнюю Месопотамию Саргона Аккадского).

Шумерские женщины.

Влияние патриархальных воззрений праариев сказалось и, в частности, на урало-алтайцах: в своих заклинаниях те обращаются к Небу — «Отец», а к Земле — «Мать» (М. Элиаде). О религии же прашумеров в домесопотамский период известно весьма немного (пантеон месопотамских богов шумеров (как минимум, в части их наименований), не оригинален). Так, в частности, Ф. Хоммель сопоставил шумерское «dingir, digir» (детерминатив, помечающий в тексте божество), которое означает «бог», «сияние», с тюрко-монгольским словом «тэнгри» — «небо», «божество» (возможно «ди-(э)н-гир» — это несколько фонетически изменённое «тэнг(и)ри»).

Как известно, Тэнгри (Тенир), тэнгрианство — одна из древнейших религий мира, духовное учение не только тюркских народов, но всех народов алтайской языковой группы (вся данная, идентифицируемая на сегодня, этническая общность, обозначена термином «Туран»; Доклад «Основы тэнгрианства и ареал его распространения»).

Одним из основных понятий «Бога дуальности» (единого божества, выражающего одновременно две противоположные сущности — свет и тьму) тэнгрианства (Ометеотл, Ометеокутл) является термин «Тео» (произносимое в Древнем Китае как «Дао»).

К основным терминам данного учения относится и тюркское слово (выражение) «Да-(э)л-ор-то» (где «Да» и «Эл» (как «Тео», «Дао» или арийские «Div» и «Дья» (последнее использовалось и в алтайской мифологии: «Дьа-йачы» — в верховный творец, созидатель, ведающий жизнью и смертью, что зафиксировано в его имени) означают (просто) «бог, божество»; «ор» — «свет, свечение»; а слово «то», если позволительно его соотнести с шумерским «ти» (корень слова [т]), — значит «жизнь»; и тогда «Да-(э)л-ор-то» может означать «Божество — бог света жизни (бог света, несущего жизнь»)), которое (слово «Далорто») обычно принято интерпретировать как «(нечто) срединное, сущностное, сердцевина».

В лексиконе туранцев существует и термин, обозначающий сакральное понятие, противоположное свету, свечению: выражение — «И╒-гир» (состоящее из двух родственных понятий, вместе создающих более сильное впечатление). Здесь слово «И╒» букв. означает: «мрак, тьма, ночь». Древние шумеры произносили его как «хи╒», а древние китайцы — как «хи╒, си╒, ши╒» (на современном тюркском языке это слово сохранилось в форме «э╒, э╒иш» — «низина» и «iгiр» — «темное; нора»). Второе слово рассматриваемого выражения — «гир», здесь также означает всяческий «мрак» и «темноту, черноту»: «к(г)ир» — «грязь»; «к(г)ор» — «измученный»; «кара» — «черный»; «к(г)╒р» — «могила». У древних шумеров словом «гир» (помимо «молодая корова; печь») обозначался также и блуждающий дух умершего, странника-мертвеца (тело которого не было погребено). Таким образом, понятие «И╒-гир» означало Великий мрак («яркую» темноту и всё, что с ней сопряжено).

Поскольку легко видеть, что в дуальных терминах «Тэн-гри» (у монголов — «Тэнгэр») и «Тен-ир» понятие «Тен» может означать соответственно и свет, и мрак, то отсюда следует и утверждение («Основы тэнгрианства и ареал его распространения»): существует (учреждено) «гармоническое единство двух «Тен» [свет и тьма сосуществуют], переходящее в целостное — «Тен» (единая субстанция).

По аналогии с «да-(э)л-ор-то» шумерское «ди-(э/и)н-гир» в свою очередь может означать «Божество — владыка мрака» (а «дигир» — «бог мрака» или «бог ночного (чёрного) неба». поскольку первоначально знак «дингир» обозначал звезду (М. Элиаде)). Известны: шумерское имя — «Лу-ди-(э/и)н-гир-а», которое обычно переводится как «Человек (Лу) бога» (имя которого — «Ди-(э)н-гир»), а также город с наименованием «Гирсу» (Южная Месопотамия). Любопытно, что тюркское выражение (наименование божества) «Да-(э)л-ор-то», практически, идентично (несколько адаптированному в Месопотамии) имени шумерского бога — «Нин-ур-та», где слово «Нин», шум./протоевф. — «(божественный) господин (госпожа)», тождественно выражению «Да-эл». Отметим, что термин «ил» («бог»), по всей вероятности, заимствован шумерами (дошёл от хассунцев или заимствован у «протоевфратцев»).

Примечательно (ещё одно свидетельство скорости и глубины ассимиляции на Древнем Востоке), что исконно шумерский термин (как наименование высшего божества прашумеров) «dingir, digir», сделался всего лишь значком (именем нарицательным), обозначающим при письме божественность («звёздность») божества. Очевидно, что шумерские божества «Ди-(э)н-гир» и «Нин-ур-та» составляют дуальную пару, аналогичную паре «И╒-гир» — «Да-(э)л-ор-то», а это может свидетельствовать о том, что прашумеры, подобно древним туранцам (в т.ч. и жителям Алтая), исповедовали некое «прототенгрианство».

Не исключено, что племена прашумеров поклонялись тем же богам (по крайней мере, главным из них), которым молилось и прочее тураноязычное население.

Бытует мнение, что верховным богом в древнетюркской религии, а также у народностей и племен Саяно-Алтайского нагорья, считался бог Неба, великий Тенгри (монг. «тенгри», бурят. «тенгери», волжс.татар. «тангере», якут. «тангар»), необъятный, неведомый и далёкий, и по сему (подобно Ану шумеров) конкретным обликом не наделённый (Л.П. Потапов). Характерно, что с характеристиками этого божества обычно связываются (49.) сакральные числа 9 (как три раза по три), 7 (и производные от 9 и 7), а также 12 (как 5 и 7 или как 4 и 8). Следовательно, в свете сакральной символики Тенгри представляется, как астральное божество (число 12), с преимущественными функциями бога Неба (3, 4 и 8), связанного с Землёй (число 7) и хтоническим миром (число 5).

Заметим, что у древних тюрков сохранились и отголоски воспоминаний об архаичном боге-отце, боге вод и земли (у праариев — предтече бога Неба): ими почитался бог «Йер-Суб» — божество земли и воды. Так, в описании одного удачного похода божества Тенгри, Умай и Йер-Суб (только эти) упомянуты в едином контексте.

Супругой Тенгри слыла «Умай-эне» — «мать Умай» (одно из имён супруги Шивы — Ум(м)а), в имени которой («Умай-эне») слово «У(м)май» (шум. «умма» — «мать»;) означает «мать», как и слово «эн(н)е» (возможно, фонетическая разновидность термина «эм(м)е») — «мама, мать» («эн(н)е» адекватно санскритскому «ан(н)а» — «мама»). Примечательно, что у телеутов верхнепалеолитический образ Великой богини сохранился под её древнейшим именем «У(м)май» в таких её проявлениях (см. выше) как «девица» и «молодая женщина» с волнистыми серебряными волосами (об образе старухи у телеутов не упоминается). Характерно, что термин «умай» в значении «матка, материнская утроба» известен и у монголов (Я. Шмидт «Монголо-русский словарь»), что тоже говорит об архаичности этого наименования. По-видимому, «Умай-эне» должно означать «Мать матерей».

Богиня Умай ((Ы)май), хорошо известная на Алтае, — типичная подательница жизни и смерти. Она — «хранитель младенцев… покровитель размножения (ребёнка в утробе, рождения, но не зачатия) людей [из камлания шамана: «да умножатся старшие и младшие братья… и сестры»], (а также) ангел смерти, дух, который берет умирающего» (В. Вербицкий «Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка». Казань, 1884). Выражение «С ясного Неба, паря (как птица), спустись, мать Умай — птица-мать!» (древнетюркское камлание), — говорит о том, что ранее эта богиня-мать почиталась и как богиня Неба. Существует мнение (49.), что образ Умай — птицы соотносится с иранской мифологической птицей «Хумай», тень от которой, попадая на человека, делает его счастливым.

Следует отметить, что подобно Афине, Умай считалась и богиней женских ремёсел. Так, известен оберег Умай, выполненный в виде берестяной люльки, проткнутой маленьким веретеном, который крепился к стене над колыбелью девочки (пожелание вырасти умелой ткачихой).

Очевидно, что культ богини Умай весьма архаичен. Так, оберег Умай для рожениц и маленьких детей был выполнен (Музей антропологии и этнографии АН, экспонат № 2164-13аб) в виде полоски красного сукна с пришитыми к нему раковинами (символика выражает палеолитические воззрения концепции посмертного возрождения).

О древности образа Умай свидетельствует и его тесная связь с культом огня, выражающаяся в олицетворении огня в образе женского божества, воспринимаемого как «мать-огонь» (Н.П. Дыренкова, «Культ огня у алтайцев и телеут»). У телеутов и хакасов, например, призывая огонь, шаман взывает к Умай. У киргизов культ огня, «переплетается, а иногда просто сливается с культом Умай» (Т. Баялиева); у киргизов, в частности, Умай — покровительница домашнего очага. О том, что Умай — божество класса «мать-отец», «он-она» (как отзвук Двуединого божества) говорит текст заклинания (отрывок), произносимого женщиной перед тем, как впервые положить ребенка в колыбель: «…мать-огонь… мать-огонь… Спустись, покрой и будь отцом! Спустись, окружи и будь матерью!».

Фонетическое сходство имён (корень слов [м]) древнетюркской богини — «Ума-й, Ыма-й)» и праарийского первочеловека — «(Й)има» (ср. также «эме», «ама» и «има», ивр.) наводит на предположение о том, что этот первочеловек (отец, царь) — ещё и «мать» (как и сама Умай), т.е. первочеловек праариев — андрогин (для воззрений скотоводческо-кочевой культуры подобный образ либо атавистичен, либо заимствован).

Как известно, культы богов «черноголовых» были упорядочены и сведены (до 2000 г. до н.э.) в единую, общую систему — «Ниппурский канон», лишь при сильной, централизованной государственности. Ранее каждая номовая община Ура, Урука, Ниппура, Лагаша, Киша, Уммы и т.д. имела свои религиозные мифы и культы. Самые архаичные списки шумерских богов (из Урука и Лагаша) относятся к ХХVI в. до н.э.. Так, по Урукской версии бог Луны Син — сын Ана (Неба) и брат Энлиля, а не сын последнего, согласно «Ниппурскому канону». Поскольку (49.) на китайском языке слово «Син» означает «звезда» (аналог: убейдское «Нанна» — «Высокая (верхняя) звезда»), напрашивается предположение о том, что наименование «Син» — пра-шумерское.

В Месопотамии верховным божеством шумеров (как и у прочих скотоводов-номадов), продолжал считаться бог Неба, первоначально глава пантеона (имя «Ан» и означает «небо»; на санскрите «звезда» — «ануша», а на шумерском — «анна», ранее — «дингир» (у шумеров богиня Неба — «Инанна», а у дравидов Элама — «Пинанкур»)), отец богов. Во главе мира «черноголовых» стояла триада: Ан(у) — глава «Совета богов»; его сын Энлиль (Эллиль, акк.) — царь богов, владыка судеб стран и народов; а также старший сводный брат Энлиля бог Энки, владыка судеб каждого из богов и людей. Все прочие «руководящие» места наверху, в небе, тоже занимали исключительно мужские божества: Ишкур, Наннар, Уту и Энки разделили между собой почти все ипостаси (эпифании) раннеземледельческого образа богини Неба.

Шумерский верховный бог-отец Ану.

Характер (направленность) адаптации местных богов недавними номадами-шумерами проявилась, к примеру, на образе «протоевфратского» (убейдского) божества ритуальных омовений, как представляется, с женским именем «Нин-азу» (где «нин» — «госпожа, владычица»), которое вполне могло быть одной из раннеземледельческих эпифаний Великой богини (за Ниназу были сохранены и черты воителя (49.)), но у патриархальных древних шумеров это важное божество обрело мужской статус. Отметим и то, что у шумеров и аккадцев рыба — раннеземледельческая эмблема плодовитости (изобильного материнства) богини-матери, стала соотноситься с «животным» плодородием бога-отца Энки (например, Товит 8,3).

Убейдский (раннеземледельческий) бог-отец Энки-Эа, в силу новых потребностей бытия кочевников-скотоводов, осевших на плодородных землях Нижней Месопотамии, был ими адаптирован в универсальное божество, способное обеспечивать нужды и потребности земледельческо-скотоводческого (пастушество) производящего хозяйства. Это нашло отражение, в частности, в шумерском мифе «Энки и Мировой Порядок», в котором бог Энки учреждает различные виды хозяйственной деятельности (он основывает и земледелие, и скотоводство, кладет начало таким ремеслам, как строительство жилищ и ткачество). Так, Энки говорит о себе: «я — отец всех земель… по моему велению строятся загоны для скота и овчарни; когда я склоняюсь к небу, дожди, несущие плодородие, льются с вышины (Энки был «постоянным соперником Нинхурсанг» (Т.Якобсен)); когда я склоняюсь к земле, паводок набирает силу (Эа — владыка земных пресных вод); когда я склоняюсь к спеющим полям, кучи зерна громоздятся по моей воле… я делаю изобилие полным». Бог Ан поручает Энки, ставшему у шумеров сыном бога Неба, растительное плодородие (традиционная функция Великой богини): «утучнить пастбища в степи… сделать обильной зеленую поросль, нагнать плотные тучи, даровать воду в избытке всем пахотным землям, поднять верхушки колосьев в бороздах».

Следует отметить, что пантеон каждого города царства Шумера и Аккада обладал совокупностью богов с полным набором функций, необходимых для обеспечения нормальной (по тем представлениям) человеческой жизни.

Литература.
2. «История Древнего мира». ч1. Под ред. И.М.Дьяконова. 1989
5. Жд.Бибби «В поисках Дильмуна». 1984.
6. С.Н. Крамер «История начинается в Шумере». 1965.
49. Мифы народов мира. Энциклопедия. 1998.
53. И.М. Дьяконов «Люди города Ура». 1990.

© Copyright Зильберман Михаил Израйлевич